От издателя
Новая книга Максима Кравчинского продолжает рассказ об исполнителях жанровой музыки. Предыдущая работа автора «Русская песня в изгнании», также вышедшая в издательстве Деком, была посвящена судьбам артистов-эмигрантов.
В новой книге М.Кравчинский повествует о людях, рискнувших в советских реалиях исполнять, сочинять и записывать на пленку произведения «неофициальной эстрады». Простые граждане страны Советов переписывали друг у друга кассеты с загадочными «одесситами» и «магаданцами», но знали подпольных исполнителей только по голосам, слагая из-за отсутствия какой бы то ни было информации невообразимые байки и легенды об их обладателях. «Интеллигенция поет блатные песни», — сказал поэт. Да что там! Члены ЦК КПСС услаждали свой слух запрещенными мелодиями на кремлевских банкетах, а московская элита собиралась послушать их на закрытых концертах.
О том, как это было, и о драматичных судьбах «неизвестных» звезд рассказывает эта книга. Вы найдете информацию о том, когда в СССР появилось понятие «запрещенной музыки» и как относились к «каторжанским» песням и «рваному жанру» в царской России. Откроете для себя подлинные имена авторов «Мурки», «Бубличков», «Гоп со смыком», «Институтки» и многих других «народных» произведений.
Узнаете, чем обернулось исполнение «одесских песен» перед товарищем Сталиным для Леонида Утесова, познакомитесь с трагической биографией «короля блатной песни» Аркадия Северного, чьим горячим поклонником был сам Л.И.Брежнев, а также с судьбами его коллег: легендарные «Братья Жемчужные», Александр Розенбаум, Андрей Никольский, Владимир Шандриков. Константин Беляев, Михаил Звездинский, Виктор Темнов и многие другие стали героями нового исследования. Особое место занимают рассказы о «Солженицыне в песне» — Александре Галиче и последних бунтарях советской эпохи — Александре Новикове и Никите Джигурде.
Книга богато иллюстрирована уникальными фотоматериалами, большая часть из которых публикуется впервые. К изданию прилагается подарочный диск с коллекционными записями.

«ПЕЛИ, КАК МОГЛИ И ЧТО ХОТЕЛИ»…, критик Валерий Иванов
«Воркутинцы», «магаданцы», «бородачи», «слепые» — наверное, эти взятые в кавычки слова следовало писать с заглавной буквы, как имена собственные, а именно – названия ансамблей, песенных групп. Но они слишком долго служили условными обозначениями и остаются такими до сих пор, несмотря на широкую популярность в недавнем прошлом. Пожалуй, сейчас только из книги Максима Кравчинского «Песни, запрещенные в СССР» можно узнать, кто же это были и почему заслужили упоминание рядом с именами Леонида Утесова, Аркадия Северного, Саши Комара, Александра Галича и т.д.
Московский историк подпольной эстрады выпустил уже вторую работу по избранной им тематике, и надо признаться, что предмет его увлечения заслуживает самого пристального внимания. Пусть автором пока еще снят только поверхностный слой, использованы только «вершки» информации, но и это уже немало. Все-таки судьбы талантливых людей, которым досталась только теневая известность, чреватая больше опасностью, чем отрадой и выгодой, не должны быть окончательно забыты. Их творчество было во многом уникальным, и оно навсегда вписалось в пласт культуры двадцатого века – вернее, втиснулось в него, от преодоления преград оставив очень глубокий отпечаток, поразительный в своих противоречиях. «Интеллигенция поет блатные песни» — где и когда еще могло случиться такое? Но почему – блатные? Почему с «цыганщиной, ресторанщиной, романтикой проходных дворов и подворотен»? Во-первых, потому, что «везде и у каждого сословия были свои знаменитые песни нищих, которые умерли только в 60-х годах 20-го века», — отвечает автор книги. И добавляет, что официальная эстрада, как вся официальная культура в целом, «обслуживала великую утопию, советскую мифологию», и нужны были, наверное, песенные антиутопии, чтобы они «возвращали нас к реальности, чтобы здоровое скептическое начало помогало как-то выжить».

Марк Гурьев, Polaris
Новая книга энтузиаста-любителя, коллекционера русского шансона, исследователя песен русской эмиграции, автора многочисленных публикаций на данную тему, заместителя главного редактор журнала «Шансон Ревю» Максима Кравчинского рассказывает о жизни и творчестве людей, чьи «блатные» песни подпольно слушала вся страна, вплоть до партийных боссов, но при этом о личности исполнителей было практически ничего не известно, а потому о них ходили такие слухи и легенды, что только держись.
Не так давно мы рассказывали о предыдущей книге Кравчинского «Русская песня в изгнании», посвященной шансону русской эмиграции.
Теперь же речь пойдет о людях еще более удивительной судьбы и о произведениях «неофициальной эстрады» советского времени.
Кто не помнит загадочных «одесситов» или «магаданцев»? Но мало кто знал о личностях, скрывавшихся за этими названиями, хотя их популярность была огромной. Слушали чуть ли не в каждой семье «эмигрантов» или «одесситов», потому что эти песни были как глоток свободы в условиях душного советского лагеря. Распространялись подпольно пленки — и кое-кто неплохо на этом зарабатывал, хотя подпольный советский шоу-бизнес не сравнить с буржуйским.
Не в этом дело. Главное — слушали и переписывали. Слушали наравне с подпольным рок-н-роллом. Это сейчас немного странно звучит. Тогда — нет. Тогда шансон и рок, «блатняк» и БГ могли звучать из одной квартиры. Потому что это было ДРУГОЕ, запретное, свежее — в противовес затхлости советской эстрады.
Подпольные записи слушали рабочие и студенты, милиционеры и их «подопечные», кремлевские старцы и московская богема.
Книга Максима Кравчинского не только рассказывает биографии сочинителей и исполнителей советского шансона, но и проясняет феномен популярности их произведений.
В книге — Леонид Утесов, Сергей Сокольский, Аркадий Северный, Николай Резанов, Виталий Крестовский, Александр Розенбаум, Саша Комар, Владимир Шандриков, Михаил Звездинский, Александр Галич, Владислав Медяник, Александр Новиков и многие другие.
Какие разные у них судьбы. Какие разные у них песни. Но все-таки есть в них что-то общее. И тут не обойтись штампами. Не обойтись даже справедливым, но не исчерпывающим объяснением, что мол, страна Советов со сталинских времен представляла собой зону, а жители ее были зэками с рождения. Вот и мила была нашим людям блатная песня.
В этом утверждении есть доля истины. Но во-первых, русский шансон возник далеко не при Сталине, у него глубокие корни. Во-вторых, слишком уж много тут исключений. Во многом он совсем не блатной. Вертинский, к примеру, тоже мэтр русского шансона, однако между ним и Шуфутинским пролегает море самой разнообразной песни. Эмигранты спутали в шансоне все карты. Советские барды усугубили путаницу. Но вернемся к главному.
Загнанный в подполье жанр стал источником свободы в советском лагере. Это песни свободы. И песни — о свободе, и каждый вкладывал сюда свой смысл. Песни, запрещенные в СССР. (CD, оформленный под грампластинку пиратской студии «Антроп», прилагается)

«Гоп со смыком и другие», газета «Частная жизнь», Анна СМИРНОВА
Кандидат экономических наук и журналист Максим Кравчинский четверть века увле-
ченно исследует феномен русской жанровой песни. Очередную его книгу — «Песни,
запрещенные в СССР» — только что выпустило в свет нижегородское издательство
«ДЕКОМ». Она рассказывает о людях, рискнувших в условиях тотальной цензуры со-
чинять, исполнять и записывать на пленку произведения «неофициальной эстрады» —
песни «блатные», «эмигрантские», «белогвардейские», «еврейские»… Рекомендуя
новинку читателям, мы по традиции публикуем в сокращении несколько ее фрагмен-
тов, посвященных судьбам талантливых советских бардов.
КЕЙС, ПОЛНЫЙ ДЕНЕГ
В 60-80-е годы имена «подпольных» артистов окружал невероятный рой слухов, мифов и легенд.
Аркадия Северного, «короля блатной песни», вероятно, можно назвать рекордсменом в этой области.Куда только не отправляла его народная молва! И каких «подвигов»не приписывала! То он был «уголовник, отбывающий срок на Колыме», то «эмигрант из Парижа», то «адъютант батьки Махно»…
Аркаша Северный был тот еще сказочник и сам любил подпустить туману.
Окончив Лесотехническую академию, он попал по распределению в контору под названием «Экспортлес», оттуда его забрали в армию в звании лейтенанта, полученном на военной кафедре академии. Служил Аркадий в вертолетном полку неподалеку от Питера, что впоследствии дало ему повод на «голубом глазу» ут-
верждать, что он участвовал в боевых действиях во Вьетнаме в ка-
честве… стрелка-радиста!
Маэстро любил «травить байки» о своих похождениях. Однажды он сообщил, что давал в Москве концерт для дипломатов, и якобы после концерта благодарные мидовцы вручили ему полный кейс денег…
В последний свой визит в Ленинград Аркадий поселился у приятеля В.Шорина. Тот позже вспоминал: «Вечером 10 апреля мы сидели, как обычно. Аркадий стал петь песню «Пара гнедых». И вдруг неожиданно остановился и говорит: «Гроб стоит». А наутро пожаловался: «Что-то хреново мне». Налил я ему рюмку, он выпил.
Вроде полегчало. И вдруг вижу: глаз у него куда-то в сторону поплыл, рот перекосило, сигарета выпала, и слюна потекла. Я: «Аркаша, что?» А он и ответить не может. Я отнес его на диван — он и весил-то 30 кг с ботинками…»
Аркадия Северного (Звездина) доставили в городскую больницу, где 12 апреля 1980 года он скончался, не приходя в сознание. В свидетельстве о смерти записано: «Инсульт и тяжелая форма дистрофии».
СОЛНЕЧНЫЙ БАРД
Так назвала Александра Лобановского легендарная певица Алла Баянова. А я назову несколько его песен: «Сгорая, плачут свечи», «Эх, сенокос!», «Уронила руки в море», «Сексуальный штопор», «Проститутка Буреломова»… Всего, между прочим, в
творческом багаже артиста более 2000 произведений.
Александр колесил по стране, меняя адреса и профессии: рабочий на заводе, смотритель кладбища, взрывник на свинцовом руднике, заведующий клубом в
Магаданской области, грузчик в Нагаевском порту, рабочий-шурфовщик в прибалхашской пустыне, вокалист ресторанного оркестра в Воркуте.
Лобановский заочно окончил философский факультет ЛГУ, а позднее — Академию культуры, у него в трудовой книжке появилась официальная запись: «Автор-исполнитель песен». Шуточные, игривые, подчас с налетом эротизма, они пугали власть страны, где «нет секса». Отсюда — запретные подпольные «квартирники»,
концерты для узкого круга, «творческие встречи». Там он исполнял такие песни, как «Фригидная женщина», «Сексуально-загадочный случай», «Половое бессилие», «Неверная жена»…
КГБ долго и терпеливо следил за его «гастрольной» концертной деятельностью и наконец пришил ему дело о наркотиках и «устроил» его на срок около шести лет в северном Княж-Погосте.
Александр Лобановский был женат пять раз. Всех своих бывших жен он «увековечил» в песнях «Кредо современной проститутки», «Неверная жена», «Оказалась любимая сволочью», «Проститутка Буреломова».
ТРЕЗВЫМ ЕГО НЕ ВИДЕЛИ
Они дружили — исполнитель романсов Валерий Агафонов и поэт Юрий Борисов, автор «белогвардейщины». Когда Валерию предлагали спеть что-нибудь патриотическое, он, показывая характерный русский жест, когда человек выпивает, говорил: «Я пред-
почитаю беленькое». Подобные дерзости не могли остаться неза-
меченными, и он доигрался и допелся — его вызвали в КГБ, что делали в дальнейшем не раз.
А Юрий Борисов жил какой-то «рваной», неприкаянной жизнью. Он сменил дюжину разных профессий: работал грузчиком в магазине и на киностудии «Ленфильм», дворником, рабочим на фабрике музыкальных инструментов, вокалистом в Морском
клубе. Несколько раз был судим.
Причинами «сроков» становилось банальное отсутствие прописки, как следствие — бродяжничество и злоупотребление спиртным. Однажды его судили (и дали реальный срок) за… подделку для жены больничного листа. В другой раз он сел за паспорт, который завалился под холодильник, и Борисов не смог найти его во время
паспортной проверки. Когда умер Агафонов, Юрий не был на похоронах — сидел. Это шестая «ходка». Да и вообще большую часть жизни он провел в тюрьмах.
Когда он освободился и с друзьями поехал на кладбище устанавливать памятник на могиле певца, обнаружилось, что надгробие изготовлено без гнезда, в которое можно вставить и забетонировать крест. Народ возмутился. Стали искать виноватых. А Юрий взял молоток, зубило и три дня рубил камень. Днем и ночью. Тут же и спал, прямо на земле: ему не привыкать. Те, кто украдкой подходил к могиле, слышали, как он постоянно разговаривал с покойным, как с живым…
Трезвым его не видели никогда.
Он был пьян чуть-чуть или сильно, что не влияло на качество виртуозной игры на гитаре…
НАРУЧНИКИ
ДЛЯ РОЗЕНБАУМА
Любопытная история произошла с Александром Розенбаумом летом 1985 года в Киеве. Местом его выступления стал второй по вместимости зал столицы Украины — Дворец спорта. И вот остается полчаса до концерта, Розенбаум сидит в гримерке. Вдруг вры-
ваются милиционеры и без лишних слов заключают певца в наручники. Все попытки сопротивления жестко пресекаются с помощью резиновых дубинок и обещания пристрелить якобы при попытке к бегству. В общем, попал он на нары и сидел бы там
долго, если бы не пять тысяч зрителей, которые требовали начала концерта. После ряда телефонных звонков, в том числе в Киевский горком, Розенбаум был отпущен на свободу.
А сегодня Розенбаум «забронзовел» — в Челябинске установили памятник. Бронзовый Розенбаум одет в камуфляж и ботинки десантника. Рядом с фигурой — отлитый из металла стакан водки, накрытый куском хлеба, и букет тюльпанов.
Это, скорее, памятник не Розенбауму, а его песне «Черный тюльпан» и тем, кому она посвящена, — погибшим в Афгане российским солдатам.
ОН ВЫБРАЛ СМЕРТЬ
А в Одессе весьма популярной личностью был певец Алик Берисон — огромный, как медведь, и очень добрый. Его постоянно приглашали выступать. Если праздновалась свадьба и не было Алика -считалось, что свадьба не удалась. Арнольд Берисон окончил музыкальное училище по классу баяна и работал руководителем ан-
самбля в небольшом, очень уютном ресторанчике «Якорь». Там, подальше от центра города, собирались «деловары», решали свои проблемы, проводили разборки бригады воров, а заодно слушали песни «за жизнь», «за Одессу» в исполнении Берисона. Видимо, дела у него шли неплохо — Алик женился. Но брак оказался неудачным. Через несколько лет он снова женился. Ее звали Люба. Она была очень красива, и Алик был с ней счастлив. Как-то они ехали по загородной трассе. Моросил мелкий, нудный дождик, и Люба задремала, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Вдруг
перед их машиной оказался летящий навстречу самосвал. Удар грузовика пришелся на левую заднюю дверь… В смерти Любы Алик винил себя.
Его вызвали в суд, а за неделю до дня заседания он пришел к од-
ному из приятелей:
— Ты же понимаешь, я сейчас не могу работать, одолжи мне денег.
В субботу поеду на толчок.
— Какой толчок?! Зачем?
— Понимаешь, я должен Любе купить шубу, ей там так холодно!
И попрощался. Потом он взял у кого-то машину и поехал по той
же дороге. Примерно в том же месте, где погибла Люба, он покончил с собой, намеренно разогнав авто и резко затормозив.
АХ, ЭТИ СВАДЬБЫ!
Тезка и земляк Берисона и тоже исполнитель «подпольных» песен Алик Ошмянский так объясняет феномен спроса на запрещенный репертуар: у народа появились лишние деньги. Где их можно было потратить в то время? В кабаках, конечно. Приходили деловые, кинут сто рублей в оркестр: «Ну-ка «Пару гнедых» сыграй». И
понеслось. В репертуаре некоторых «подпольщиков» насчитывалось до тысячи композиций. Гуляли от души, с размахом. Одесса — портовый город. Когда моряки китобойной флотилии «Слава» возвращались из похода, они швыряли бабки налево-направо.
Вино лилось, женщины смеялись, столы ломились. Второй момент, характерный для тех лет, — возникновение настоящего культа свадеб в Одессе. Свадьба, на которой сто человек гостей, считалась скромной. Родители невесты и жениха из кожи вон лезли, чтобы пригласить лучших музыкантов. Алик Берисон, ансамбли «Бородачи» и «Гномы» были заняты на год вперед…
«А ЗА ХАИМА ОТВЕТИШЬ!»
Что же пели в те годы на свадьбах и в ресторанах? Сегодня это называют «русским шансоном». Были лагерные песни, блатные, одесские. Кстати, в настоящих одесских вещах никогда не использовались матерные выражения. Неграмотность языка (воз-
можно, нарочитую) можно уловить, но нецензурные слова — исключено. «Школа бальных танцев», «Денежки», «Сонечкины именины», «Жил на свете Хаим» — все было написано с юмором, интеллигентно. И тем не менее неприятности случа-
лись. Однажды кто-то где-то услышал, как Ошмянский (псевдоним — Фарбер) поет на идиш. Его вызвали «на ковер»: «Вы исполняете еврейские песни!». И тотчас уволили с должности руководителя оркестра Дворца бракосочетания.
НОЧНОЕ УБИЙСТВО
Непростая судьба выпала на долю воронежского парня Александра Спиридонова, более известного как Саша Комар. Комариком его называла мать — за худобу и малый рост. Впервые он отбыл «по этапу» двадцати неполных лет — в 1968 году. Причина пустячная: пел ночью во дворе под гитару,соседи вызвали милицию. Приехали «слуги закона», велели прекратить игру. Гитарист был парнем с норовом, гордым. Не сдержался — ответил… Срок дали небольшой, но лиха беда — начало… Не успел освободиться — сажают снова, на этот раз за нарушение режима надзора. Обязанный первой судимостью находиться после 21.00 по месту прописки, в тот вечер Саша Комар мирно сидел на лавочке возле собственного дома. Когда в очередной раз нагрянули с проверкой «люди в погонах», то, заходя в подъезд, демонстративно «не заметили» музыканта. Итог — второй срок.
В 70-е годы Александр Спиридонов стал известной в Воронеже личностью, записи его песен пользовались огромной популярностью. По «Голосу Америки» прозвучала песня «Колыма» в исполнении, как его представили, «барда из захолустного российс-
кого города». После этого компетентные органы взялись за Спиридонова всерьез. Комара часто вызывали в милицию на профилактические беседы, которые сводились к банальным избиениям.
А стоило ему устроиться на работу, тут же правоохранители начинали распускать о нем порочащие сведения, и Комар вынужден был увольняться. На новом месте работы повторялось то же самое.
В 1984 году Александр освободился в последний раз. У него появилась семья. После первого неудачного брака он наконец обрел личное счастье со второй женой Мариной. В семье царила любовь и гармония, и вскоре Александр стал отцом троих детей. Однако в 1992 году Марина умерла от рака.
Потеря любимого человека выбила Комара из колеи: он страшно запил. Потом добавились и наркотики. Его пытаются лечить, врачи чистят, меняют ему всю кровь и плазму. Все закончилось в теплую весеннюю ночь. «Убит бард в законе» —
называлась заметка в газете, сообщившей, что в ночь на 19 апреля 1996 года «в результате побоев, нанесенных неизвестными, во дворе своего дома скончался Александр Спиридонов, музыкант, певец, известный под псевдонимом Комар». Певца, вышедшего ночью в коммерческий ларек, буквально забили до смерти два отморозка.
Вот так нелепо закончился жизненный путь настоящего самородка, талантливого музыканта, композитора и исполнителя Александра Спиридонова по прозвищу Сашка Комар…