Заведения, где можно было широко и весело, с настоящим русским размахом погулять, появились в Нью-Йорке и других крупных городах Америки почти сто лет назад. Их открывали первые изгнанники, оказавшиеся вдали от Родины после Октября 1917 года.
В ту пору диаспора обитала в Нижнем Манхэттене и об «оккупации» Брайтон-Бич ещё не задумывалась. На весь Нью-Йорк гремели названия русских клубов: «Медведь», «Две гитары», «Яр», «Casino Russe»… В гостеприимные, но далеко не дешёвые заведения охотно наведывались американцы. Приходили отведать «borsh», «rasstegai», выпить «vodka» и, конечно, послушать надрывные цыганские романсы в исполнении многочисленных в то время певцов и певиц. В 50–60-е годы ХХ века, когда поколение первых эмигрантов потихоньку стало уходить со сцены, большинство популярных мест закрылось. Но в начале 70-х, когда, как спел Вилли Токарев, «на Брайтон-Бич на всех нежданно налетела девятым валом наша третья волна», как грибы после дождя вновь стали появляться русские точки общепита. Одним из первых открылся ресторан известного сегодня импресарио и певца Виктора Шульмана со смешным названием «Happy pirozhok», затем распахнули двери кабаки со сказочными именами «Садко» и «Баба-Яга».
Старожил Брайтон-Бич, знаменитый исполнитель Михаил Гулько, вспоминал о тех временах так: «…Меня пригласили в только открывшийся бар-ресторан «Гамбринус». Это было одно из первых заведений на Брайтоне. Владельцы, бывшие ленинградцы, видимо, читали Куприна и постарались воссоздать атмосферу одесского «Гамбринуса». Интерьер был выполнен из дерева и грубого неотёсанного камня, создавая уютный полумрак. Над баром живописно висели копчёные колбасы и вяленая рыба. Официанты подавали пиво, воблу и, конечно, раков. Их замечательно варили с чёрным перцем, укропом и чесноком. Получалось очень вкусно. Дух стоял такой, что пахло даже на улице. Но вскоре ресторан перешёл к другим владельцам. Произошло это неожиданно, и говорили по этому поводу всякое: что новый хозяин чуть ли не в карты его выиграл. В «Гамбринус» ходили обычные эмигранты, он не был пафосным местом: водители такси и лимузинов, мебельщики, журналисты русских газет и просто граждане, любящие погулять в кабаках. Бывало, там постреливали, но, как правило, в потолок. В целом всё было пристойно, хотя входная деревянная дверь была прострелена навылет, что не могло не наводить на определённые мысли. К началу 80-х Брайтон расцвёл: появилось невероятное количество магазинчиков, парикмахерских, закусочных, рюмочных и прочих заведений. Рядом с «Гамбринусом» открылся ресторан «Жемчужина», куда стала ходить публика понаряднее: кавалеры в костюмах и галстуках, дамы на каблуках, в вечерних платьях. Музыкальной частью там заведовал Шуфутинский…» К началу 80-х Брайтон-Бич называют не иначе как «русским районом» или «маленькой Одессой». Десятки клубов и ресторанов с ценами на любой кошелёк каждый вечер манят огнями и броскими вывесками клиентов. Гульба стоит такая, что с непривычки кажется, будто гуляют в последний раз. Под «Мурку», «Ах, Одесса» и «Гоп-стоп» тёти Розы и дяди Мони выплясывают «7:40». Впрочем, после полугаллона «Столичной» случалось выдавали и «Барыню» с «Цыганочкой».
Каждый ресторан стремится привлечь народ не только шикарными интерьерами и вкусной едой, но и местной «звездой эстрады». В «Национале» поёт бывший солист «Самоцветов» Анатолий Могилевский, в «Садко» – Люба Успенская, в «Парадайсе» – Миша Шуфутинский, в «Одессе» – Вилли Токарев. Последний даже сочиняет песню, посвящённую бурлящей ночной жизни на берегу океана:
Я обязательно зайду в кабак «Одесса»,
В «Националь», в «Кавказ»,
в «Приморский», в «Зодиак».
Жратву и музыку сравню для интереса
И для души я подберу себе кабак.
А где ещё, как детям, можно
веселиться –
Как не на Брайтоне – столице кабаков?
Сюда под утро даже можно завалиться
И танцевать аж до потери каблуков…
Впрочем, не все русские рестораны находились на Брайтоне. Заведения подороже, рассчитанные на богатых соотечественников и американцев, расположились на Манхэттене, в сердце «Большого яблока». Помимо известного с конца 20‑х годов, но недавно закрытого на реконструкцию клуба «Russian tea room» по сей день пользуется популярностью легендарный «Русский самовар», открытый в начале 80‑х не кем-нибудь, а знаменитым танцовщиком Михаилом Барышниковым, гениальным поэтом Иосифом Бродским и их другом – переводчиком и искусствоведом Романом Капланом. На покупку бизнеса пошла часть Нобелевской премии Бродского. Место было выбрано неслучайно – район 52-й улицы имел репутацию центра джазовой культуры города, а в здании, где «закипел» «Самовар», жил когда-то сам Фрэнк Синатра. Начинание стало не просто местом с отличной кухней, но своеобразным русским клубом, где собирались сливки эмигрантского общества и где считали необходимым отметиться все известные личности, бывавшие в Нью-Йорке. Стены ресторана украшены фотографиями, рисунками и автографами гулявших здесь посетителей, среди которых немало самых знаменитых артистов и художников. Здесь можно увидеть рисунки Михаила Шемякина и Юрия Купера, автографы Довлатова, Ахмадулиной, Окуджавы, Ростроповича, Евтушенко и Вознесенского. Автору этих строк посчастливилось быть гостем Романа Михайловича Каплана летом 2010 года. Под фирменные салаты, винегрет, борщ и пирожки было выпито в тот вечер немало отменной водки; для нас пел русские романсы Сергей Побединский, играл на рояле ныне покойный Володя Силантьев и рассказывал потрясающе интересные вещи сам хозяин «Самовара». К сожалению, год спустя из-за возникших проблем со здоровьем основатель Легенды вынужден был продать своё детище, и, хотя ресторан продолжает работать и поныне, былая атмосфера понемногу улетучивается из его стен. Лет 10 назад бывший официант из «Русского самовара», желая по ему одному ведомым причинам досадить бывшим работодателям, открыл ровно через дорогу собственное заведение, известное в русском Нью-Йорке как «Рюмочная». Название, впрочем, условно, потому как за пару-тройку «рюмок» вы отдадите не меньше 50долларов. Формат, предложенный экс-половым, пришёлся по вкусу американцам, и от клиентов нет отбоя. Фишку быстро просекли конкуренты. Сегодня в Нью-Йорке огромной популярностью пользуются несколько русских баров. Во-первых, «Mari Vanna». Небольшое, уютное местечко представляет из себя маленький зал, где едва ли уместится сотня гостей. В меню только русское пиво – «Балтика» и «Жигули» по 8 долларов за бутылку. Конечно, русская водка. Предлагается и закуска «по-домашнему»: картошечка, грибочки, селёдочка… Мне не повезло – кухня, несмотря на вечер субботы, оказалась закрыта. Завсегдатаи сказали, что самый тусовочный день здесь… понедельник. О, загадочная русская душа! Хотя, признаться, засилья наших я не заметил. В баре обнимались с модельного вида девицами нью-йоркские седоволосые папики в часах «Улисс-Нардин». К двум часам ночи заведение опустело, и лишь щедрые чаевые заставляли официантов стоически ждать, пока я допью свой бокал «жигулёвского». Посетив напоследок «комнатку отдыха», обнаружил единственный намёк на национальную принадлежность клуба: стены, обклеенные старыми советскими газетами, и умывальник в виде самовара. При выходе на стойке обнаружил несколько визиток, которые зазывали в русское караоке «Джельсомино» и ещё пару мест, открытых, как оказалось, российскими бизнесменами из «Ginza-project». Что ж, проекты вышли вполне успешными, публика валит валом, но назвать эти заведения «русскими» не могу. Они вполне космополитичны, что, конечно же, необходимо для успешного бизнеса в современном мегаполисе. В паре кварталов от «Мари Ванны» (кстати, в названии скрыта игра слов: для нас это кондовое русское имя-отчество, а для американского уха – так звучит марихуана (марвана, в крайне приблизительной транскрипции). Ох уж эти креативщики! В паре кварталов от домика «Марии Ивановны» расположился конкурент – бар «Наша Russia». Здесь – ставка на советскую символику. Посетителей бармены обряжают в розовые ушанки со звёздами, наливают «Русский стандарт» и «Столичную» (коей в Нью-Йорке сортов 10!). Над барной стойкой горят неоном серп и молот. Наплыва посетителей замечено не было. Цены кусаются. Вообще эксплуатация советской символики оказалась популярной в Штатах темой. По соседству притаился «KGB‑bar», открытый, как рассказал мне живущий в Нью-Йорке друг, в здании, где в годы пресловутой «охоты на ведьм» американские коммунисты проводили тайные собрания. Теперь тут мрачные бармены наливают пиво по 10 баксов за бутылку, звучит разноязычная речь да висит портрет «дедушки Ленина», выполненный в авангардистской манере. Если подобная «клюква» вам совсем не по душе, можно вернуться на Брайтон, где ещё работают «последние из Могикан» – рестораны «Распутин», «Татьяна», «Приморский»… Правда, на музыку ставку больше никто не делает. Так, играет кто-то для фона на синтезаторе, и ладно. «Ушла эпоха! – вздохнул Михаил Гулько, глядя на всеми забытого музыканта, лабающего где-то в тёмном углу огромного ресторана. – Молодёжь ходит в кабаки поесть, в крайнем случае поплясать или попеть… караоке. Да, былого духа, воспетого Вилли Токаревым и Любой Успенской, в нынешних увеселительных заведениях Нью-Йорка не найти. Они стали совсем иными. Оказавшись неделей позже в Чикаго, обнаружил в центре города дорогое (тарелка борща 12 долларов! Порция пельменей – 32!) но, видимо, очень популярное место «Russian Tea Time». В витрине сидели матрёшки, внутри гомонили чикагцы. В зале не было сцены и музыкантов, зато через улицу напротив старый негр выводил на саксофоне знакомую мелодию «Мурки». Я бросил ему пару долларов и завернул в английский паб, где никого не мучает ностальгия по былым временам.
