Не так давно в рубрике «Звезды русской эмиграции» на YouTube-канале ProПесни я выложил песни в исполнении звезды русских ресторанов Нью Йорка 1920-30-х годов Доры Бовшовер. Нам она интересна, прежде всего, потому, что самой первой записала на пластинку знаменитый шлягер времен Гражданской войны «Шарабан». Сегодня я хочу представить вашему вниманию эту раритетную фонограмму и рассказать об истории песни «Шарабан». Приведенный ниже текст — это глава из книги «Интеллигенция поет блатные песни» («Деком», 2018).

В 1936 году на советский экран выходит картина о Гражданской войне «Последняя ночь»,
где загулявшая компания несется куда-то в ночь, во все горло распевая «Шарабан». Под ту же мелодию кутят белогвардейцы в польском фильме «Герои Сибири» (Bohaterowie Sybiru,1936). А значит – не рассказать о самом популярном у «белых» хите просто невозможно.
Первое известное издание датируется 1916 годом: «“Ах, шарабан мой, шарабан!”, переложение Михаила Шишкина. Знаменитая песня (исполняется цыганским хором)». Шишкин – знаменитый на рубеже XIX–XX веков руководитель цыганского хора, дирижер, композитор, гитарист-виртуоз; автор романса «Ночь светла». Но, скорее всего, к созданию «Шарабана» он не имеет прямого отношения и песня была известна ему задолго до публикации.
Звучала аутентичная версия так:

Ах, шарабан мой, ах, шарабан, Да что ж ты, милый, да не приходишь,
Не будет денег, возьму продам, Иль заморозить меня ты хочешь.
Ах ты, извозчик, ты трогай, трогай, Ах, я мороза да не боюся,
А я поеду своей дорогой. Всегда в окошко я постучуся…

В 1920 году в Петрограде выходит в свет нотный сборник с песней «Шарабан», где автором музыки указан М. Мишель, а текста – Петр Зелинский. Глядя на тексты, нетрудно понять, что Зелинский просто дописал несколько куплетов к «переложению Шишкина», и, если сравнивать первую и вторую модификацию «Шарабана» с тем, что запели потом, сходства будет немного. Первой исполнительницей «Шарабана» стала опереточная примадонна Раиса Раисова (Магазинер). После революции Петр Зелинский оказался в Китае, но впоследствии вернулся в Советскую Россию, жил в Уфе и работал музыкантом в ресторане «Башкирия». «Это был высокий, красивый человек, всегда элегантно одетый. Он прекрасно играл на гавайской гитаре, хорошо владел и другими инструментами. Много ездил по свету. Кажется, был дружен с Александром Вертинским…» – вспоминал о нем уфимец Павел Мерзляков. После войны Зелинский перебрался в Тюмень, служил тапером в ресторане «Сибирь». Точных дат жизни установить не удалось.

В годы Гражданской войны в песне появились другие, актуальные на тот момент куплеты, как, например, вот этот:

Ах, шарабан мой, американка!
Какая ночь, какая пьянка!
Хотите – пейте, посуду бейте!
Мне все равно, мне все равно!

Порвали струны моей гитары,
Когда бежала я из-под Самары.
Ах, шарабан мой, американка,
Какая ночь, какая пьянка!

Один поручик, веселый парень,
Был мой попутчик и был мой барин.
Ах, шарабан мой, американка,
А я девчоночка, я шарлатанка!

Кроме Самары, где «порвались струны гитары», иногда упоминается Симбирск («бежала я из-под Симбирска, а в кулаке была записка»). Как отмечает Павел Шехтман, Симбирск был первым городом, отбитым у «красных»: летом 1918 года Народная армия под командованием
полковника Владимира Каппеля выступила из Самары в свой первый поход, взяла Симбирск, а затем – Казань, захватив эвакуированный туда государственный золотой запас (будущее «золото Колчака»). После гибели своего командира части Народной армии растворились в колчаковских войсках, и песенка досталась в наследство колчаковцам. В романе «Республике ШКИД» беспризорник напевает на знакомый мотив:

Шинель английский,
Табак японский,
Ах, шарабан мой…

Это строки из песни «Амурская партизанская», посвященной адмиралу Колчаку:

Надев корону, взяв булаву, Шинель английский, мундир французский,
Правитель омский пёр на Москву. Табак японский, правитель омский.
Ах, шарабан мой, ты, шарабан, Ах, шарабан мой совсем разбился –
Я всей России да атаман. Зачем в Антанту да я влюбился?..

За время Гражданской войны песня не раз проходила «тюнинг» сообразно текущему моменту. Известны десятки моделей этого «транспортного средства»: «Врангельский шарабан», «Семеновский шарабан», «Шарабан изменника» и т. д. Случалось этой песенке выступать и в роли маячка «свой–чужой». В мемуарах участника самарской антибольшевистской организации, а затем офицера Народной армии Комуча Василия Вырыпаева упоминается
такой факт: «…места для встреч <…> каждый раз менялись из предосторожности. Излюбленными местами для сбора <…> членов организации были: самарский яхт-клуб, две (в разных местах) студенческие чайные, сад кафедрального собора и др. В этих местах по вечерам собирались студенты и учащаяся молодежь петь песни. Там же незаметно собиравшиеся участники противобольшевистской организации обменивались новостями. <…> Как бы общим паролем для всех членов организации была популярная в то время игривая песенка “Шарабан”. И когда появлялся какой-нибудь новый человек среди членов организации, то не знавшие его спрашивали своих людей: “Кто?” И если получали ответ: “Он – шарабанщик”, это значило: свой. Песенка “Шарабан” впоследствии играла большую роль в жизни Народной армии и охотно распевалась во всяких случаях жизни бойцов. Распевая “Шарабан”, наша пехота часто шла в атаку на красных во главе с Борисом Бузковым, который был ранен в Гражданскую войну шесть раз. Под деревней Беклемишево (под Казанью), ведя свою пехоту под звуки “Шарабана” в атаку на красных, Бузков был ранен в правую руку навылет и, перехватив револьвер левой рукой, он под тот же “Шарабан” продолжал идти на красных. Ближайший солдат на ходу сделал ему перевязку. Скоро другая пуля пробила ему плечо. Бузкова положили на носилки, перевязали и, истекающего кровью, понесли в тыл. Но он не переставая вполголоса продолжал напевать все тот же “Шарабан”…»
В дневнике Николая Устрялова, возглавлявшего пресс-бюро отдела печати при верховном правителе, неоднократно упоминается «Шарабан». Его то горланят праздношатающиеся гимназисты, фланируя по набережной с курсистками, а то напевают, «сочиняя новые куплеты», стоя в очереди за билетами в театр, господа офицеры со своими спутницами.
В белогвардейской газете «За родину» (№ 48, 27.07.1919), издававшейся штабом 2-го отдельного Степного сибирского корпуса, помещено стихотворение некоего Н. Арнольда «Победная песенка Волги» (орфография сохранена):

Ну, выше головы! да тверже, крепче шаг!
Равняйтесь по рядам, не спутывайте ногу!
Бодрей смотреть вперед! Пускай коварный враг
Забьет еще сильней военную тревогу.
А ну-ка «Шарабан» запой-ка первый взвод!
С ним весело в душе… Да громче, запевало!
Как хорошо итти под песенку в поход.
Пройдешь сто верст, и рота не устала.
Задорный «Шарабан» не думает грустить,
Задорный «Шарабан» по-ухарски смеется.
Нет, черт возьми, нас трудно победить!
Душа волжанина вперед, на Волгу рвется.

В 1926 году советский поэт Владимир Луговской сочинил «Песню о ветре», посвященную разгрому Колчака, где было такое четверостишие:

На сером снеге волкам приманка:
Пять офицеров, консервов банка.
«Эх, шарабан мой, американка!
А я девчонка да шарлатанка!»
Стой!
Кто идет?
Кончено. Залп!

В годы НЭПа безымянный сочинитель написал свою версию хита и назвал ее «Новый шарабан»:

Я расскажу вам сейчас о Розе,
Служившей раньше в Донсовнархозе…

Позднее, когда песня проникла в уголовную среду, родился и «блатной» вариант, который в восьмидесятых записала в Одессе Валя Сергеева:

Все на войне да на гражданке,
А воры все – на Молдаванке!..

Вот как далеко укатился «Шарабан» и мчится по ухабам русской истории уже больше сотни лет.

P.S. Во время подготовки этого материала на сайте коллекционера из США Юрия Берникова — www.russian-records.com — была обнаружена еще одна запись песни «Шарабан» в исполнении Юрия Морфесси. Пластинка датируется 1929 или 1930 годом. Представляю ее вашему вниманию.